Куда в москве привозили ликвидаторов

  1. ГБУЗ «Городская клиническая больница им. С.П. Боткина ДЗМ»;
  2. ГБУЗ «Городская клиническая больница № 1 им. Н.И. Пирогова ДЗМ»;
  3. ГБУЗ «Городская клиническая больница № 4 ДЗМ»;
  4. ГБУЗ «Городская клиническая больница имени В.М. Буянова ДЗМ»;
  5. ГБУЗ «Городская клиническая больница № 15 им. О.М. Филатова ДЗМ»;
  6. ГБУЗ «Городская клиническая больница № 5 ДЗМ»;
  7. ГБУЗ «Городская клиническая больница № 31 ДЗМ»;
  8. ГБУЗ «Городская клиническая больница № 51 ДЗМ»;
  9. ГБУЗ «Городская клиническая больница № 57 ДЗМ»;
  10. ГАУЗ «Московская городская онкологическая больница № 62 ДЗМ»;
  11. ГБУЗ «Городская клиническая больница № 81 ДЗМ»;
  12. ГБУЗ «Морозовская детская городская клиническая больница ДЗМ»;
  13. ГБУЗ «Центр планирования семьи и репродукции ДЗМ»;
  14. ГБУЗ «Научно-исследовательский институт скорой помощи им. Н.В. Склифосовского ДЗМ»;
  15. ГБУЗ «Инфекционная клиническая больница № 1 ДЗМ»;
  16. Филиал № 3 ГАУЗ «Многопрофильная клиника медицинской реабилитации» Московский научно-практический центр медицинской реабилитации, восстановительной и спортивной медицины ДЗМ»;
  17. ГБУЗ «Челюстно-лицевой госпиталь для ветеранов войн ДЗМ»;
  18. * ГБУЗ «Госпиталь для ветеранов войн № 1 ДЗМ»;
  19. * ГБУЗ «Госпиталь для ветеранов войн № 2 ДЗМ»;
  20. * ГБУЗ «Госпиталь для ветеранов войн № 3 ДЗМ».
  1. Участники ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС
  2. Участники ликвидации последствий аварии на ПО «Маяк» 1957-1962 гг. и сброса радиоактивных отходов в реку Теча в 1949-1962 гг.
  3. Участники испытаний ядерного оружия на Семипалатинском и других полигонах.
  4. Ветераны подразделений особого риска.
  5. Граждане, эвакуированные из зоны воздействия с территорий, подвергшихся радиационному воздействию (из зоны отчуждения и из зоны отселения) и переселённые с территорий подвергшихся радиационному загрязнению.
  6. Граждане, выехавшие добровольно с радиационно-загрязненных территорий — зоны отселения и из зоны с правом на отселение.
  7. Дети первого, второго и третьего поколений, рождённые от лиц, принимавших участие в ликвидации последствий аварии (от ликвидаторов), эвакуированных из зоны воздействия или выехавших добровольно из зоны воздействия.
  8. Вдовы участников ликвидации последствий радиационных аварий и ветеранов подразделений особого риска.
  9. Супруги граждан, получивших или перенесших лучевую болезнь и другие заболевания, связанные с радиационным воздействием, инвалидов вследствие радиационного воздействия, участников ликвидации последствий радиационных аварий и ветеранов подразделений особого риска.

Они умирали, потому что их лечили в Москве»: герой, которого не показали в сериале «Чернобыль», рассказал правду об аварии (Обозреватель, Украина)

Хватаю в каждую руку по восемь килограмм рукавов и в противогазе по приставной лестнице лезу наверх. Пот заливает глаза, снимаю противогаз и кидаю вниз. Леня снова кричит. Поднял я туда эти рукава. Гидранты не давали воду, потому что трубопровод был поврежден. Насосы залиты водой, электроэнергия отключена. Нужно было срочно поставить насосную станцию, от пруда забрать охладитель. Руки обжег радиацией, потом кожа вся слезла.

Знаете, почему эти ребята погибли, а мы остались живы? Потому что мы работали на своем объекте, мы знали, куда заходить, куда выходить. А их часть, где был Игнатенко, занимались охраной города. Они бывали у нас на учениях три раза в год, но хорошо объект они не знали. Они приехали, увидели, где горит, а это полыхала радиация. И пошли сразу туда, прямо в радиацию, попали в пекло. Если бы они поднимались, например, со стороны транспортного коридора, то все было бы не так. А так они поработали там минут 20, и все. Скорые только успевали приезжать и забирать их в больницу. А через сутки их самолетом отправили в Москву в больницу.

Врачи с нами работали не так, как в Москве. Там боялись ребят, шарахались от них. Врачи приходили к ним в защитной одежде, как в скафандрах. В первые дни капельницы им никто не ставил, а две недели давали какие-то таблетки. Их расселили по боксам. А с нами врач разговаривал так, как мы с вами сейчас сидим.

И уже когда машина вывезла нас на Янов мост, я вижу, развален 4-й блок. И такой красивенный столб разноцветного огня прямо уходит в небо. Сияет красотой, которую забыть нельзя. Тогда Хилько говорит: «Да ребята, нам дорога в один конец, обратно мы не вернемся». Кстати, до этой аварии, были еще две.

— В фильме показали неправду. Директор станции вел себя отлично. Я находился с ним в противорадиационном бункере. Мы, три офицера, в первый день там дежурили. Брюханов находился в штабе. Я каждые 15 минут подходил к двери, чтобы получить указания, и передавал их наверх.

Кожа как капроновый чулок соскакивала»: Чернобыльская авария – глазами врачей, ликвидаторов и местных жителей

«Радиоактивному загрязнению подверглись 1 миллион 660 тысяч гектаров сельскохозяйственных земель. Это порядка 20% земель на 1986 год. Выпали два нуклида. Это Цезий-137 и Стронций-90. Цезий – период полураспада 30 лет. Стронций – 29 лет», – уточняет заместитель директора Института почвоведения и агрохимии Национальной академии наук Республики Беларусь Николай Цыбулько.

«Пришли автобусы – такие «Икарусы» красные, шесть штук или 8. Сказали: «Детей срочно, мам с детьми, школьников, всех детей – вывезти». Мы надеялись, что мы вернемся, нам объявили: взять с собой только документы и поесть что-нибудь на дорогу», – рассказывает местная жительница Тамара Никитюк.

Официально об аварии на станции объявили только 28 апреля. Тем временем в Киеве – от Чернобыля по прямой 83 километра – готовились к первомайской демонстрации. Отменять ее не стали. Боялись паники. Среди тех, кто 1 мая 1986 года шел по Крещатику, была и известная украинская актриса Дарья Волга.

«Пожарные во всех смыслах поступили героически. Почему это было необходимо сделать: здание четвертого энергоблока и здание работающего третьего энергоблока – это одно физически здание. Крыша покрыта битумом, и огонь распространился бы на соседний блок», – поясняет профессор РАН Андрей Ширяев.

«Настроения были разные, скажем, у меня полроты были таджики, казахстанцы и кыргызстанцы, их обманули – сказали, что они едут на ликвидацию землетрясения в Молдове, а привезли в Чернобыль», – вспоминает председатель Общественного объединения «Союз Чернобыля» Виктор Деймунд (Казахстан).

Куда в москве привозили ликвидаторов

Роберт Гейл Пол Тарасаки Арманд Хаммер

Одежды никакой. Голый. Одна легкая простыночка поверх. Я каждый день меняла эту простыночку, а к вечеру она вся в крови. Поднимаю его, и у меня на руках остаются кусочки кожи, прилипают. Прошу: » Миленький! Помоги мне! Обопрись на руку, на локоть, сколько можешь, чтобы я тебе постель разгладила, не оставила ни одного шва, ни одной складочки». Любой шовчик – это уже рана на нем. Я срезала себе ногти до крови, чтобы где-то его не зацепить. В больнице последние два дня. Подниму его руку, а кость шатается, болтается кость, телесная ткань от нее отошла. Кусочки легкого, кусочки печени шли через рот. Захлебывался своими внутренностями. Обкручу руку бинтом и засуну ему в рот, все это из него выгребаю. Людмила Игнатенко, цитируется по книге Светланы Алексиевич «Чернобыльская молитва. Хроника будущего»

Почему возвращались? Для местных в районах эвакуации построили новые домики, всего почти 42 тысячи. Но качество этих домиков было никудышным. Они промерзали, текли, в итоге многие из поселенных в такое жильё, со временем либо вернулись, либо нашли другое пристанище. Людей селили в Черноземье, Крым, другие регионы. Земледелие там велось совершенно иначе, не так, как в Полесье. Это вызывало дополнительные трудности ведь старикам было трудно с нуля освоить новый способ ведения хозяйства. Кто-то ещё и с соседями не смог устроить отношения. Нередка была неприязнь, презрение по отношению к чернобыльцам.

Многие не имели документов. Человек приходил и говорил: «Я — Сидоров Иван Иванович». Вот он стоит перед тобой, ты меряешь — у него все «звенит», ему надо во что-то одеться, что-то купить поесть. Я выдавал ему написанную с его слов такую справку вместо паспорта. Это единственный в своем роде документ в стране.

План застройки Славутича Славутич

Где В Москве Лечили Чернобыльцев 6 Больница

Другие жены тоже приезжали, но их уже не пустили. Были со мной их мамы… Мама Володи Правика все время просила Бога: «Возьми лучше меня». Американский профессор, доктор Гейл… Это он делал операцию по пересадке костного мозга… Утешал меня: надежда есть, маленькая, но есть. Такой могучий организм, такой сильный парень! Вызвали всех его родственников. Две сестры приехали из Беларуси, брат из Ленинграда, там служил. Младшая Наташа, ей было четырнадцать лет, очень плакала и боялась. Но ее костный мозг подошел лучше всех… (Замолкает.) Я уже могу об этом рассказывать… Раньше не могла… Я десять лет молчала… Десять лет. (Замолкает.)

Вас может заинтересовать :  Общедомовые нужды с 1 января 2023 года

Были проведены различные мероприятия, в том числе в 2007 — 2012 годах к ноябрьской и апрельской датам организованы выезды чернобыльского актива в ТОК «Судак» (Украина), зарегистрирован и издаётся собственный печатный орган — газета «Чернобыльский вестник» и сайт СЧМ, создаются школьные музеи и экспозиции о подвиге чернобыльцев-москвичей, проводятся уроки мужества в образовательных учреждениях, издаются книги, плакаты, фильмы, учреждён и проводится округах конкурс детского творчества «Чернобыльская звезда».

Информация о состоянии здоровья и об изменениях состояния здоровья чернобыльцев и их потомков подлежит включению в Национальный радиационно-эпидемиологический регистр, представляющий собой государственную информационную систему персональных данных граждан, подвергшихся воздействию радиации вследствие катастрофы на ЧАЭС, которая создается в целях обеспечения учета изменений состояния здоровья таких граждан в течение их жизни. Формирование и ведение регистра осуществляются для использования результатов медицинского наблюдения за состоянием здоровья зарегистрированных в нем граждан. Регистр содержит информацию о зарегистрированных в нем гражданах: СНИЛС, регистрационный номер, ФИО, дата рождения, пол, адрес места жительства (пребывания), паспортные данные, документы, подтверждающие отнесение гражданина к этой категории, сведения о воздействии радиации, которому подвергся гражданин, сведения о заболеваниях, имевшихся у гражданина до воздействия радиации, результаты диспансеризации, сведения об изменениях в состоянии здоровья, дата и основание исключения из регистра.

Если ребенок чернобыльца достиг совершеннолетия, он получает право на внеочередное улучшение жилусловий, скидки при оплате квитанций за услуги ЖКХ и квартплату, защиту от сокращения на работе. Внукам чернобыльцев льготы 2023 года обеспечивают право на зачисление в детсад без регистрации в очереди.

В гостинице в первый же день дозиметристы меня замеряли. Одежда, сумка, кошелек, туфли, – все «горело». И все это тут же у меня забрали. Даже нижнее белье. Не тронули только деньги. Взамен выдали больничный халат пятьдесят шестого размера, а тапочки сорок третьего. Одежду, сказали, может, привезем, а, может, и нет, навряд ли она поддастся «чистке». В таком виде я и появилась перед ним. Испугался: «Батюшки, что с тобой?» А я все-таки ухитрялась варить бульон. Ставила кипятильник в стеклянную банку. Туда бросала кусочки курицы. Маленькие-маленькие. Потом кто-то отдал мне свою кастрюльку, кажется, уборщица или дежурная гостиницы. Кто-то – досочку, на которой я резала свежую петрушку. В больничном халате сама я не могла добраться до базара, кто-то мне эту зелень приносил. Но все бесполезно, он не мог даже пить. Проглотить сырое яйцо. А мне хотелось достать что-нибудь вкусненькое! Будто это могло помочь. Добежала до почты: «Девочки, – прошу, – мне надо срочно позвонить моим родителям в Ивано-Франковск. У меня здесь умирает муж». Почему-то они сразу догадались, откуда я и кто мой муж, моментально соединили. Мой отец, сестра и брат в тот же день вылетели ко мне в Москву. Они привезли мои вещи. Деньги.

Как велся контроль на участках Средмаша, я вам рассказал. Каждый, кто шел в зону, получал индивидуальный дозиметр. А в армейских подразделениях дозиметры выдавались только офицерам. По показаниям офицеров заносили дозы всей бригаде, с которой он работал. При том, что сам офицер на работу не выходил. Он привозил бойцов и сидел в машине и заведомо получал меньшую дозу, чем ребята, которые работали. А дозу им ставили по нему.

Облучение в зоне всегда неравномерное. Это как прожектора, которые расставлены в разных местах, но освещение от них идет разной интенсивности. Вы пробегаете с экспонометром и смотрите — с той стороны светит меньше, с этой больше, а вот тут, если поставить стеночку, уже будет полумрак. То же самое с радиационным фоном.

Был у меня случай: под подозрением оказался дед из Туркестана, лет 60. У него был передоз. Пошли с ним, посмотрели, где он работал. Ну нет пятен, нет нигде. Причем дед нормальный, вся бригада хорошего мнения о нем, не может он жульничать. Я докладываю Виктору: прошлись, все чисто. Он мне говорит: «Ну и пиши «ошибка дозиметра», ты взял его на проверку и выяснил, что дозиметр врет». Я написал. Ну и все. Дед пошел в общагу, потому что пятен не было и никаких разборок тоже не было.

Разброс между ними был всегда, потому что точность дозиметров была низкой, на уровне 50%. То есть если у человека 5 рентген набрано, с равным успехом это может быть и 7 рентген, и 2 с половиной. Но у нас за счет двойного отслеживания данных — в «карандашах» и накопителе — точность получалась немного выше. Во всех отчетах, кстати, говорили, что в нашем подразделении самая большая точность измерения доз.

Ходили солдатики с поролоновыми респираторами. Дышать в них невозможно. Нужны другие респираторы — обычные «лепестки». Но их надо менять каждые 10–15 минут. Дальше такой респиратор работает во вред, на нем оседает пыль, от пота он становится влажным, и сам превращается в источник радиации. Когда я ходил в зону, я брал штук 5–6 «лепестков» и менял. У армейцев ничего подобного не было.

Аварии случались и ранее, радиационная медицина развивалась, мы уже владели большим опытом и определенными навыками по диагностике, лечению, сортировке, прогнозу тяжести. Но одновременно такое количество пострадавших с одинаковыми видами воздействия (бета и гамма излучение) – это особенность чернобыльской аварии. С профессиональной точки зрения стали лучше понимать, например, как лечить ожоги, проводить профилактику инфекционных осложнений, все это дало большие уроки. Подтвердилось, в частности, что успешно лечить крайне тяжелые радиационные ожоги небольшой площади можно только пересадкой собственной кожи пациента (лоскуты на сосудистой ножке). А пересадку костного мозга нужно делать только при такой большой дозе облучения, после которой он сам не способен восстановиться (более 800-1000 бэр).

Поступали люди с разной степенью лучевой болезни, в том числе и крайне тяжёлые. Более половины пострадавших имели еще и лучевые ожоги. В первые несколько дней в нашу клинику поступило 237 человек с подозрением на острую лучевую болезнь. Двадцать семь из них погибли от несовместимых с жизнью лучевых поражений. Потом поступали еще пациенты, но те, у кого была подтверждена лучевая болезнь – 108 человек — в основном поступили в первые три дня.

В 1986 году Наталия Надежина была главным врачом клинического отдела Института биофизики МЗ СССР (на базе Клинической больницы № 6). В настоящий момент она – ведущий научный сотрудник лаборатории местных лучевых поражений и последствий острой лучевой болезни ФГБУ ГНЦ ФМБЦ им А.И. Бурназяна ФМБА России.

В острый период, когда снижаются лейкоциты, человек беспомощен перед инфекцией. Мы проводили хорошую профилактику инфекционных осложнений и кровотечений, поэтому от них практически никто не умер. Умирали те, кто получил дозы облучения, после которых уже не восстанавливаются ни костный мозг, ни кожные покровы (с большой площадью и тяжестью лучевых ожогов).

Лечение проходило в зависимости от выраженности лучевых ожогов и степени тяжести лучевой болезни. Во время агранулоцитоза, когда снижаются основные показатели периферической крови (мало лейкоцитов и тромбоцитов), больные для защиты от инфекции должны находиться в асептических условиях – это стерильные палаты с ультрафиолетовым обеззараживанием воздуха, а при их лечении применяли системные антибиотики. Снижение тромбоцитов приводит к повышенной кровоточивости, поэтому при необходимости пациентам переливалась тромбомасса.

Сейчас вспоминаю, что самым главным была очистка третьего блока от радиоактивного мусора. Он излучал огромную радиацию. 156 тонн было выброшено. Радиация была наверху от трёхсот до двух тысяч рентген. А безопасная доза для человека измеряется в микрорентгенах.

Очередное заседание правительственной комиссии. Фото: Валерий Зуфаров, Владимир Репик/Фотохроника ТАСС

Я вспоминаю людей, которые там были. Эрик Николаевич Поздышев, который руководил всей этой работой, Сергей Иванович Игнатенко, Евгений Акимов с супругой Людмилой и сыном Виктором, вся семья там работала. Генерал Тараканов, Юрий Самойленко, академик Легасов, Велихов, Буськова, Асмолов — эти люди всё взяли на себя. 600 тысяч человек прошли через Чернобыль. Кого бы я ни спрашивал, они все говорили: «Чужой беды не бывает».

А.К.: Это плата за наш прогресс, за то, что мы себя возомнили богами, что мы можем делать всё, что можно и нельзя. И ползём туда, где ничего не понимаем и не знаем. Особенно туда, где ума не хватает, а хочется отчитаться и получить медальку или орден на грудь.

И после того, как была освобождена крыша, в сентябре начали сооружать бетонный саркофаг. Его стенами должны были закрыть весь реактор. Проект делали «на коленке». 206 дней и ночей 90 тысяч человек возводили в условиях большой радиации защитные стены и в декабре закончили. То есть спасли всё, что можно, закрыли это радиоактивное излучение.

Вас может заинтересовать :  Проезд Пенсионеров В Общественном Транспорте В 2023 В Самаре

Приняв на себя столь огромную дозу радиации, чернобыльцы сами стали ее источником. Один из инженеров станции Владимир Шашенок получил такое облучение, что, по свидетельствам очевидцев, у человека, который выносил Шашенка со станции, остались ожоги от его тела. Владимир умер тем же утром, спустя несколько часов после аварии. Врачи, лечившие чернобыльских больных, сами заработали лучевую болезнь.

В 01:23 на станции раздался взрыв, в результате которого активная зона ядерного реактора была полностью разрушена, и в окружающую среду попало колоссальное количество радиоактивных веществ. Радиоактивное загрязнение стало основным поражающим фактором: облако дыма, образовавшееся в результате горения реактора, разнесло радиоактивные материалы по территории современной Украины, Белоруссии, России, где было отмечено наибольшее загрязнение, а также по большей части Европы.

В тот же день, 26 апреля, герои-ликвидаторы были срочно эвакуированы в Москву и госпитализированы в 6-ю Московскую клиническую больницу, специализирующуюся на лучевой болезни, ныне — Федеральный медицинский биофизический центр имени А.И. Бурназяна ФМБА России.

Течение острой лучевой болезни у ликвидаторов аварии характеризовалось гибелью эпителия желудочно-кишечного тракта, обширными повреждениями кожных покровов (до 100%), гибелью кроветворной ткани, иммунокомпетентной ткани, нейронов головного мозга, деструкцией стенок кровеносных сосудов. В медицине возникло понятие «чернобыльские больные».

Губительные последствия Чернобыльской катастрофы сказываются на здоровье людей по сей день, и, вероятно, будут сказываться еще очень долго. Но самый большой удар приняли на себя ликвидаторы — люди, которые ценой собственных жизней устраняли последствия аварии: сотрудники станции, пожарные, милиционеры, военные, шахтеры, ученые, медицинский персонал.

«Когда мы в первый раз пошли на турбину, увидели этот черный проем — поняли, как это все страшно. По сути, это самые первые дни, самая большая доза. Об этом как-то не задумывались, честное слово. Просто надо было выполнять свою работу — мы шли, выполняли, и все, — сообщил ликвидатор аварии на ЧАЭС Владимир Бражник.

На Митинском кладбище собрались родственники 28 захороненных здесь работников ЧАЭС и ликвидаторов. Сразу после аварии их доставили в Москву, в Институт биофизики человека. Не спасли. Фонило так, что тела не переправляли на родину — хоронили здесь, в непроницаемых свинцовых гробах.

Весь мир вспоминает одну из главных катастроф XX века — аварию на Чернобыльской АЭС. Она случилась ровно 33 года назад. В результате взрыва и пожара был разрушен четвертый энергоблок. Причина катастрофы — сочетание ошибок персонала и конструктивных недостатков самого реактора.

Приехал он туда, правда, уже в 1987 году в звании майора гражданской обороны. Вячеслав Гришин получил задание собрать материал о мужестве людей из вооруженных сил СССР. Но, кроме героизма ликвидаторов, он постоянно вспоминает самоселов — тех, кто возвращался в Зону, невзирая на то, что заборы, дерево, шифер — все безумно фонило. Людей из Припяти эвакуировали через сутки после аварии. Всем приказали ничего кроме документов не брать.

За три часа все население в зоне 30 километров — это 81 населенный пункт — было эвакуировано. Колонна из 1000 автобусов растянулась по шоссе. Пустые дома — рай для мародеров. В городе — никого, бери — не хочу. Вывозили металлолом, ценные вещи, мебель из оставленных квартир.

Аварии случались и ранее, радиационная медицина развивалась, мы уже владели большим опытом и определенными навыками по диагностике, лечению, сортировке, прогнозу тяжести. Но одновременно такое количество пострадавших с одинаковыми видами воздействия (бета и гамма излучение) – это особенность чернобыльской аварии. С профессиональной точки зрения стали лучше понимать, например, как лечить ожоги, проводить профилактику инфекционных осложнений, все это дало большие уроки. Подтвердилось, в частности, что успешно лечить крайне тяжелые радиационные ожоги небольшой площади можно только пересадкой собственной кожи пациента (лоскуты на сосудистой ножке). А пересадку костного мозга нужно делать только при такой большой дозе облучения, после которой он сам не способен восстановиться (более 800-1000 бэр).

Те, кто получил свою дозу сразу после аварии, болеют меньше. Тем, кто приехал со временем, гораздо хуже: неподготовленный организм с годами набирает, накапливает радиацию. Летом по улице все ходят в тапках. От обычной обуви ломит ноги. Даже сегодня в этих местах на трех новорожденных — один мертвый. Почти все младенцы — с отклонениями. Самые распространенные болезни у новорожденных – «заячья губа», косолапие, хрупкие кости.

Ранее генерал-майор ФСБ в отставке Анатолий Ткачук рассказал, что в Советском Союзе очень серьезно рассматривалась версия о теракте на Чернобыльской АЭС в 1986 году. По словам Ткачука, который был начальником оперативной группы КГБ СССР по войскам чернобыльской зоны, оперативники на этот счет опрашивали многих людей.

Директор ГУП «Специальное предприятие при правительстве Москвы» Геннадий Скачков в апреле 1986 года находился в краткосрочном отпуске в Брянске. Ему тогда было 25 лет, он служил в войсках гражданской обороны. 29 апреля ему пришла телеграмма о том, что нужно срочно явиться в воинскую часть.

Отечественное законодательство, направленное на поддержку социально незащищенных граждан, подразумевает целый список того, как поддерживает этих граждан. В этом материале мы разберем льготы чернобыльцам — перечень льгот 2023, как их получить и другие вопросы.

В работу по обработке больных включились и наши хирурги А. М. Бень, В. В. Мироненко, травматологи М. Г. Нуриахмедов, М. И. Беличенко, хирургическая сестра М. А. Бойко. Но под утро все абсолютно вымотались. Я позвонила начмеду: «Почему больных на станции не обрабатывают? Почему их везут сюда «грязными»? Ведь там, на ЧАЭС есть санпропускник?». После этого наступила передышка минут на 30. Мы за это время успели разобрать кое-какие личные вещи поступивших. И где-то с 7.30 утра к нам стали привозить уже обработанных и переодетых больных.
В 8.00 нам пришла смена…».

Со станции звонил Белоконь, говорил, какие лекарства ему подвезти. Запросил йодистые препараты. Но почему их не было там, на месте?
У нас свои проблемы. Одно крыло терапевтического отделения находилось на ремонте, а остальное до конца заполнено. Тогда мы стали отправлять тех, кто лежал там до аварии, домой прямо в больничных пижамах. Ночь тогда стояла теплая.
Вся тяжесть работы по оказанию помощи поступившим поначалу легла на терапевтов Г. Н. Шиховцова, А. П. Ильясова и Л. М. Чухнова, а затем на заведующую терапевтическим отделением. Н. Ф. Мальцеву. Требовалась, конечно, подмога, и мы направили по квартирам санитарку. Но многих не оказалось дома: ведь была суббота, и люди разъехались по дачам. Помню, подошли медсестра Л. И. Кропотухина (которая, кстати, находилась в отпуске), фельдшер В. И. Новик.

Казалось бы, механизм оказания первой помощи пострадавшим в случае радиационной аварии должен быть определен заранее. Их следовало принимать и обрабатывать непосредственно в санпропускнике атомной станции. Но, прибыв на ЧАЭС, врач Белоконь увидел, что принимать пораженных негде: дверь здравпункта административно-бытового корпуса №2, обслуживавшего 3-й и 4-й энергоблоки, была закрыта. Здесь было организовано лишь дневное дежурство. Пришлось оказывать помощь пострадавшим прямо в салоне машины «Скорой помощи».
Вскоре к Белоконь стали подходить те, кто почувствовал себя плохо. В основном он делал уколы с успокаивающими лекарствами и отправлял пострадавших в больницу. Скачек к тому времени уже увез в город первую партию пораженных, не дождавшись приезда врача. Люди жаловались на головную боль, сухость во рту, тошноту, рвоту. Они были возбуждены. Наблюдались определенные психические изменения. Некоторые выглядели будто пьяные.

Задействованный персонал медиков отдал все силы для спасения людей. Врач Белоконь сам из последних сил добрался со станции до больницы, где его немедленно уложили с теми же симптомами, что и у тех, кого он отправил сюда до этого.
На пределе сил работала на Чернобыльской станции фельдшер М. М. Сергеева, дежурившая в ту ночь в здравпункте административно-бытового корпуса №1 станции.

В ту ночь дежурство по «Скорой помощи» несли диспетчер Л. Н. Мосленцова, врач В. П. Белоконь и фельдшер А. И. Скачек. В приемном покое дежурили медсестра В. И. Кудрина и санитарка Г. И. Дедовец.
Вызов с Чернобыльской АЭС поступил вскоре после прогремевших там взрывов. Что произошло, толком не объяснили, но Скачек выехал на станцию. Вернувшись в 1 ч 35 мин в диспетчерскую с обычного вызова к больному, врач уже не застал своего коллегу и ждал от него телефонного звонка. Он раздался где-то в 1 ч 40 – 42 мин. Скачек сообщал, что есть обожженные люди и требуется врач.
Белоконь вместе с водителем А. А. Гумаровым срочно направились к станции, практически ничего не зная, что там происходит. Как потом выяснилось, в больнице не нашлось даже «лепестков», защищающих органы дыхания. За машиной врача выехали еще две «кареты», но без медработников.

Вас может заинтересовать :  Повышение пенсий в 2023 году в спб

В тени Чернобыля: Подлинная история пожарного Василия Игнатенко и его преданной Людмилы

И снова Людмила всеми правдами и неправдами добилась свидания с мужем. Она была худенькой, о её беременности никто не знал. Заведующая радиологическим отделением долго расспрашивала девушку. А Людмила отчаянно врала о том, что у них с Васей двое детей, сын и дочь. Завотделением Ангелина Васильевна Гуськова поверила и позволила ей на полчаса пройти к мужу, запретив прикасаться к нему. Людмила уже тогда знала: она никуда из больницы не уйдёт, будет рядом с Васей.

Людмила поехала к родителям мужа. Дорогу не помнила. Там успели посадить картошку, а потом она засобиралась в Москву, к Васеньке. Чувствовала себя она плохо, её всё время рвало. И свекровь не отпустила её одну, отправила вместе с ней свёкра. В Москве первый же милиционер показал им дорогу к шестой больнице, радиологической.

В тот день она поехала на похороны коллеги мужа. Людмилы не было всего три часа. Когда она вернулась, Василий Игнатенко уже умер. Она успела с ним попрощаться: он всё еще был в специальной камере, где находился в последние дни. В цинковый гроб Василия Игнатенко положили в парадной форме, но босиком: ему не смогли подобрать обувь, настолько распухли ноги. Но облачили в парадную форму. Хоронили на Митинском кладбище в запечатанном цинковом гробу.

Василий Игнатенко был родом из белорусской деревни Сперижье в Брагинском районе. Получил профессию электрика в Гомеле, работал в Бобруйске, откуда и был призван в армию. Служить ему довелось в пожарной части в Москве, а после демобилизации стал работать по специальности, полученной в армии. Работу нашёл в Припяти, всего в 40 километрах от родного села.

В ту ночь была как раз смена Василия. Людмила услышала шум на улице и выглянула в окошко. Муж помахал ей рукой и велел отдыхать, ведь в шесть утра они будут уже отправляться в путь к его родителям в Сперижье. Он лишь сказал, что на АЭС пожар. Тогда ещё никто не знал о взрыве четвёртого энергоблока. Людмила смотрела на зарево на горизонте, пламя поднималось очень высоко.

«Несмотря на то, что Припять сейчас относительно чистая, в городе все же есть несколько сильно загрязненных мест. Во-первых, это площадка в парке аттракционов и те самые машинки автодрома – рядом с ними садились вертолеты, что летали тушить пожар над 4-м блоком» .

Для начала уточнение. Все знают про «Десятку» и «Тридцатку» – 10-ти и 30-километровые охранные периметры вокруг Чернобыльской АЭС. Однако на самом деле «Тридцатка» намного шире, напоминает Максим, – в некоторых местах больше, чем вдвое. На запад, например, она тянется почти на 90 км.

«Современные фотографы больше ищут „эмоциональные“ кадры, для чего разбрасывают повсюду кукол и противогазы – это все постановочные фото, на улице куклы не валялись, а детские противогазы 26 апреля 1986 года никто даже не распаковывал – это все сделали журналисты» .

«Сейчас на месте Рыжего леса ничего нет, растет только высокая трава. Вот мой снимок этих мест – несколько сухих деревьев на заднем плане и есть остатки того самого Рыжего леса. При шаге на обочину с чистой дороги радиационный фон возрастает в десятки, а чуть дальше и в сотни раз» .

«Самым страшным местом в Припяти был и остается подвал МСЧ-126 – больницы, куда в первые часы после аварии свозили пожарных и работников станции. В подвал больницы сносили одежду и снаряжение пожарных, которая впитала в себя цезий, стронций, плутоний и америций из ядерного пожара» .

Я помню сон… Приходит ко мне моя умершая бабушка, в той одежде, в которой мы ее похоронили. И наряжает елку. «Бабушка, почему у нас елка? Ведь сейчас лето?» — «Так надо. Скоро твой Васенька ко мне придет». А он вырос среди леса. Я помню сон. — Вася приходит в белом и зовет Наташу. Нашу девочку, которую я еще не родила. Уже она большая. Подросла. Он подбрасывает ее под потолок, и они смеются… А я смотрю на них и думаю, что счастье — это так просто. ..Мы бродим с ним по воде. Долго-долго идем… Просил, наверное, чтобы я не плакала… Давал знак. Оттуда… Сверху…

Я еще не знала, как я его любила! Он… Только он… Как слепая! Даже не чувствовала толчков под сердцем… Хотя была уже на шестом месяце… Я думала, что он внутри меня мой маленький, и он защищен… О том, что ночую у него в барокамере, никто из врачей не знал. Не догадывался… Пускали меня медсестры. Первое время тоже уговаривали: «Ты — молодая. Что ты надумала? Это уже не человек, а реактор. Сгорите вместе». Я, как собачка, бегала за ними… Стояла часами под дверью. Просила-умоляла… И тогда они: «Черт с тобой! Ты — ненормальная».

Через два месяца я приехала в Москву. С вокзала — на кладбище. К нему! И там на кладбище у меня начались схватки… Только я с ним заговорила… Вызвали «Скорую»… Рожала я у той же Ангелины Васильевны Гуськовой. Она меня еще тогда предупредила: «Рожать приезжай к нам». На две недели раньше срока родила… Мне показали… Девочка… «Наташенька, — позвала я. — Папа назвал тебя Наташенькой». На вид здоровый ребенок. Ручки, ножки… А у нее был цирроз печени… В печени — двадцать восемь рентген… Врожденный порок сердца… Через четыре часа сказали, что девочка умерла… И опять, что мы ее вам не отдадим! Как это не отдадите?! Это я ее вам не отдам! Вы хотите ее забрать для науки, а я ненавижу вашу науку! Ненавижу! Она забрала у меня сначала его, а теперь еще хочет… Не отдам! Я похороню ее сама. Рядом с ним… (Молчит.)

Семь часов… В семь часов мне передали, что он в больнице. Я побежала, но вокруг больницы уже стояла кольцом милиция, никого не пускали. Одни машины «Скорой помощи» заезжали. Милиционеры кричали: машины зашкаливают, не приближайтесь. Не одна я, все жены прибежали, все, у кого мужья в эту ночь оказались на станции. Я бросилась искать свою знакомую, она работала врачом в этой больнице. Схватила ее за халат, когда она выходила из машины: «Пропусти меня!» — «Не могу! С ним плохо. С ними со всеми плохо». Держу ее: «Только посмотреть». «Ладно, — говорит, — тогда бежим. На пятнадцать-двадцать минут». Я увидела его… Отекший весь, опухший… Глаз почти нет… «Надо молока. Много молока! — сказала мне знакомая. — Чтобы они выпили хотя бы по три литра». — «Но он не пьет молоко». — «Сейчас будет пить». Многие врачи, медсестры, особенно санитарки этой больницы через какое-то время заболеют… Умрут… Но никто тогда этого не знал…

В десять утра умер оператор Шишенок… Он умер первым… В первый день… Мы узнали, что под развалинами остался второй — Валера Ходемчук. Так его и не достали. Забетонировали. Но мы еще не знали, что они все — первые… Спрашиваю: «Васенька, что делать?» — «Уезжай отсюда! Уезжай! У тебя будет ребенок». А я — беременная. Но как я его оставлю? Просит: «Уезжай! Спасай ребенка!» — «Сначала я должна принести тебе молоко, а потом решим». Прибегает моя подруга Таня Кибенок… Ее муж в этой же палате… С ней ее отец, он на машине. Мы садимся и едем в ближайшую деревню за молоком. Где-то три километра за городом… Покупаем много трехлитровых банок с молоком… Шесть — чтобы хватило на всех… Но от молока их страшно рвало… Все время теряли сознание, им ставили капельницы. Врачи почему-то твердили, что они отравились газами, никто не говорил о радиации. А город заполнился военной техникой, перекрыли все дороги… Перестали ходить электрички, поезда… Мыли улицы каким-то белым порошком… Я волновалась, как же мне завтра добраться в деревню, чтобы купить ему парного молока? Никто не говорил о радиации… Только военные ходили в респираторах… Горожане несли хлеб из магазинов, открытые кульки с булочками… Пирожные лежали на лотках…